Труд молитвы

«Труд молитвы» в наше время

Один из краеугольных камней служения Всевышнему согласно хасидскому подходу – это «труд молитвы», глубокое и сосредоточенное размышление (итбоненут) и «излияние глубин души» (иштапхут а-нефеш) пред лицом Б-га.

Среди каббалистов существует разделение на мекубалим (досконально знающих книги по Каббале) и мехавним («направляющих мысли», вкладывающих все силы души в молитву по каванот – намерениям, описанным в трудах Аризаля). Подобным образом у хасидов есть разделение на маскилим и овдим.
Маскиль – это всерьез изучающий хасидизм, досконально знающий все книги и маамарим (глубокие размышления столпов хасидизма) и углубляющийся в них настолько глубоко, насколько позволяют силы его разума.
Овед – это тот, кто кроме вышесказанного посвящает немало времени молитве («что такое труд сердца? Это – молитва»), глубоко вдумываясь в хорошо изученный и знакомый хасидут[3].

Привычный для нас образ молитвы хасида Хабада категории овед таков: сначала – изучение хасидута, потом – в течение продолжительного времени – итбоненут[4], переходящий в неторопливую молитву, сопровождаемую проникновенным хасидским напевом.
Рядом с этим образом настолько разительно отличие современной практики молитвы, что многие практически отчаялись и решили, что труд молитвы (да и вообще вся «работа» хасида) к нашему поколению уже не имеет отношения. Кажется, что когда-то были лучшие времена для «работы сердца» – итбоненута и неспешной молитвы, но в наше время народ постоянно озабочен и занят, да и сердца людские обмельчали… Хуже того: даже у учащих хасидут (даже перед молитвой, как полагается) содержание изученного остается только на уровне интеллекта, рационального понимания смысла написанного, а саму молитву «пробегают» за 20–30 минут, совершенно не ощущая вкуса внутренней работы.

Однако на самом деле, как уже объяснялось[5] относительно исправления человеческих естественных наклонностей, не следует думать, что теперешнее поколение приговорено к капитуляции (не дай Б-г!) перед клипой Амалек, отделяющей сердце от разума, нет: исправление наклонностей в нашем поколении всё так же важно[6] и возможно. То же самое касается и труда молитвы. Более того, отчаяние от труда молитвы означает отказ от одного из важнейших инструментов, необходимых для того, чтобы ускорить приход Машиаха, – взывания к Б-гу «Доколе!» из глубины сердца в молитве о Геуле[7] (как выразился Любавичский Ребе, Геула задерживается, поскольку, хотя и кричат «Доколе!», на самом деле это не зов, идущий из глубин сердца).
Подобно своему праотцу царю Давиду, Машиах говорит о себе: «я – молитва», т. е. раскрытие Машиаха как реального человека – в плоти и крови – зависит от того, насколько мы отождествляем самих себя с молитвой, насколько всем сердцем, а не по обязанности или привычным ритуалом, взываем к Б-гу.

Если так, то современное поколение не только «тоже» имеет отношение к молитве, но еще не было другого поколения, нуждающегося в ней больше, чем наше – последнее поколение галута и первое поколение Геулы. И поскольку Всевышний не предъявляет к людям нереальные требования, у нас наверняка есть и сегодня силы и возможность молиться «как следует» и изливать душу перед Б-гом.

Вообще, настоящая молитва занимает немалое время, как мы видели это у прежних поколений. Да и мудрецы описывают, что хасиды прошлого (времен Мишны и Гмары) молились девять часов в день (час – подготовка к молитве, час – сама молитва и час – итбоненут после молитвы, и так – все три раза в сутки).

Однако, по правде говоря, качество молитвы не измеряется затрачиваемым на нее временем. Хасидизм Хабада требует глубины, а не формального соблюдения регламента. Поэтому и распространенная в наше время короткая молитва (включая молитву Любавичского Ребе в миньяне, которой все мы были очевидцами) может и должна иметь качество настоящей работы сердца.
Пример такой молитвы в прошлые времена мы видели в хасидских «дворах» Пшисха – Коцк (начиная со Святого Еврея, и далее – рабби Симха-Буним и вплоть до Ребе из Коцка). Там, после длительной подготовки, молились коротко и пламенно, в страстном стремлении к Б-гу, до «покидания душой тела».

К слову, есть известная история, как Ребе из Коцка прислал нескольких своих уважаемых хасидов по важному делу к Ребе Цемах Цедеку. Поскольку стиль их короткой молитвы был незнаком и не понравился хасидам Хабада, молящимся неторопливо и без внешних эффектов, хасиды Цемах Цедека отнеслись к посланцам с пренебрежением, пока Ребе Цемах Цедек не предупредил их в письменном виде не презирать этих людей и их молитву…

Как известно, в молитве есть определенный порядок восхождения. Молитва называется «лестница Яакова». В ней есть четыре «ступеньки» – этапы восхождения в молитве, соответствующие четырем мирам Асия, Йецира, Брия, Ацилут (в порядке снизу вверх).

Алтер Ребе объясняет на основании строфы «и это было когда-то у евреев», что упорядоченный подъем малхута (об этом и говорит сокровенный смысл строфы «кто это поднимается из пустыни») был «когда-то у евреев», но в наше время (во времена Алтер Ребе!) возможен подъем малхута и в другом порядке, и молящийся в состоянии достичь мира Ацилут[8] не только в молитве Амида (соответствующей миру Ацилут), но и во фрагменте «Властелин мира» в самом начале утренней молитвы или «нет подобного Б-гу нашему» почти в самом ее конце.

Если продолжить эту мысль Алтер Ребе, то можно сказать, что длительная направленная подготовка и сама неторопливая молитва тоже были «когда-то у евреев», но сегодня – можно «[вдруг] “столкнуться” с Всевышним». Встреча с Самим Всевышним, единственным, к кому обращена молитва, может произойти на любом ее этапе, в один момент. И даже до неё. Если так, то невозможно жестко определить, когда и как сердце пробудится в молитве, и самое главное – искреннее стремление сердца достичь настоящей встречи с Ним.

Усвоив, в чем суть молитвы и ее качество, можем перейти к следующему этапу и выяснить, в каком обличии предстает сегодня труд молитвы и что является той его сердцевиной, к которой следует стремиться.

«Хорошо бы, чтобы человек молился весь день»

Говорят мудрецы: «Хорошо бы, чтобы человек молился весь день». И объясняется в Тании, что «человек, молящийся весь день» – это высшее состояние бейнони, «среднего», когда он в течение всего дня проявляет любовь и трепет перед Б-гом настолько, что его трудно отличить от цадика (праведника). И поскольку «уровень бейнони есть уровень, [достижимый для] каждого человека, и к нему каждый должен стремиться», то понятно, что следует стремиться к состоянию «молиться весь день».

Что имеется в виду под выражением «молиться весь день»? Буквально? Не похоже.

На еврея возложен целый комплекс служения Всевышнему, каждому из компонентов которого отведено свое время. Очевидно, что «молиться весь день» означает особое экзистенциальное[9] состояние души человека, а не просто бормотание слов молитвы, и именно это и имеет в виду Тания. Таким образом, молитва должна сопутствовать всем действиям человека. Как известно, по определению мудрецов, «на трех столпах зиждется мир: Тора, служение и добрые дела». Естественно, что молитва как экзистенциальное состояние души является фундаментом одного из этих трех «столпов» – «столпа служения» и должна сопутствовать двум другим – «столпу Торы» и «столпу добрых дел», а также всей деятельности, дозволенной человеку Всевышним[10]. (Разумеется, тот, кто «молится круглый день», легко сможет молиться «как полагается» даже краткую молитву).

Кстати, характерный пример включения молитвы в Тору вплоть до полного их слияния – иткалелут – мы находим в Зоаре. Там рассказывается, что однажды Рашби, когда людям нужен был дождь, начал толкование строфы «вот, как хорошо и приятно сидеть всем братьям вместе», и – пошли «дожди благословения»[11]. (Отметим, что дожди пошли сразу как «дожди благословения», что говорит о более высоком результате по сравнению с дождями после молитвы Хони а-Меагеля, который был вынужден их «регулировать».) Ребе объясняет, что у Рашби труд молитвы была интегральной частью изучения Торы, поэтому его учеба была в состоянии повлечь за собой появление у Всевышнего нового желания – создать новую действительность, новое «нечто» из «ничто». Каждый человек, живущий весь день в постоянном переживании молитвы, имеет в миниатюре то же свойство: его слова Торы – это также слова молитвы, воздействующие на реальность. Это мироощущение Рашби есть пульс всей сокровенной Торы, в особенности – хасидута, изучение которого питает глубины души от мощного света книги Зоар.

Кроме «столпа служения» и «столпа Торы» есть практические мицвот, содержащиеся в третьем «столпе» из трех, на которых зиждется мир, – «столпе добрых дел», но и здесь также необходима внутренний труд молитвы. Возьмем шлихут[12]. Идя в шлихут, цель которого делать добро евреям в духовной и материальной сферах, шалиах должен иметь глубокую душевную связь с пославшим его цадиком и ощущать, что его силы есть силы цадика, а не его собственные. Разумеется, он посвящает своей деятельности массу времени и труда, и нередко это стоит ему огромных усилий. Но следует знать, что львиная доля успеха зависит от молитвы шалиаха, которую он обращает к Б-гу, прося об успехе прямо в момент самой деятельности.

Пример этому мы находим в Торе в рассказе об Элиезере – прототипе шалиаха – человеке, полностью преданном пославшему его цадику – Аврааму, и настольно отождествляющему себя с ним, что называет себя «рабом Авраама». Прямо в процессе миссии он просит Всевышнего увенчать ее успехом.

Еще пример, из не столь давнего времени. Известно, что рабби Пинхас из Кориц просил Всевышнего «направить его по истинной дороге» (подобно Элиезеру, «рабу Авраама»), даже когда он просто шел по улице.

Так что даже «со всех сторон» положительная, благословенная и плодотворная деятельность должна быть замешана на постоянной молитве.

В процитированной мысли мудрецов («на трех столпах зиждется мир: Тора, служение и добрые дела») «столп служения» (в наше время служение – это молитва) указан вторым, т. е. центральным, следовательно, он является главной опорной колонной всего здания, включающей в себя остальные два. Разумеется, дозволенное также требует постоянной молитвы. Трапеза должна сопровождаться молитвой, начиная с простой просьбы, чтобы пища не нанесла вред, и вплоть до молитвы, чтобы берур ницоцот[13] из этой пищи увенчался успехом. Молитва сопровождает отход человека ко сну. Вообще, «молитва» уповающего на Всевышнего не прекращается никогда, ни на один миг. «Столп его служения» распространяется на всю деятельность человека вплоть до интеграции в себе всей его действительности.

Смирение (шифлут) и сострадание (рахамим)

Что же это такое, экзистенциальное переживание молитвы, о котором сказано «хорошо бы, чтобы человек молился весь день»?

Царь Давид говорит о себе: «я – молитва». Разумеется, это означает не «молитву уст», а то, что «всё мое существо – это молитва». На какую бы самую сокровенную глубину я ни проникал в осознании самого себя, я осознаю себя как молитву. И, разумеется, что осознающий себя как молитву «молится» весь день.

Что представляет собой это «я» Давида, что оно суть молитва? Главное, сущностное качество Давида – это шифлут, смирение, внутренний аспект сфиры малхут. Давид свидетельствует о себе: «Был я ничтожен (шафаль) в глазах своих». Смирение связано с постоянным ощущением «разбитого сердца», на котором базируется молитва. Это переживание – идеальное вместилище для света углубленной молитвы, оно – секрет успешной молитвы. Настоящее смирение пронизано мыслями о Б-ге.

В отрыве от осознания постоянного присутствия Б-га, смирение и ощущение своей ничтожности почти неизбежно ведут к отчаянию. Но мы говорим о смирении другого рода.
В конструктивном, «здоровом» смирении хорошо ощущается, что Отец всегда с человеком и сочувствует ему. Пробуждение глубинной, внутренней молитвы есть следствие сочетания смирения и сострадания: чем более человек осознает свою ничтожность, тем больше он понимает, насколько необходимо ему сострадание Всевышнего. Это глубокое понимание и есть такая молитва. И в самом деле, мудрецы называют молитву рахмей[14]. Молитва на базе смирения («из бездны воззвал я к Тебе»), переживание «бедняк говорит – молит», когда сам человек есть молитва, радуют Всевышнего и пробуждают Его сострадание.

В терминах Каббалы соединение смирения (ощущения своей ничтожности) с осознанием сострадания Всевышнего есть единение сфиры тиферет (внутренний аспект которой – сострадание) со сфирой малхут (внутренний аспект которой – смирение), другими словами – единение Святого Благословенного и Его Шхины.

Тот, кто удостоился качества настоящего смирения и ощущает, насколько ему нужны Всевышний и Его сострадание, насколько он зависим от Него в каждом своем вдохе и малейшем движении, удостаивается в каждый момент соединять Святого Благословенного и Его Шхину. Только обладая смирением «разбитого сердца» и ощущая свою ничтожность, можно ощутить чудо каждого вдоха и абсолютную зависимость от постоянного вдыхания Всевышним жизни в него. Только тогда сможет воплотиться мысль, высказанная мудрецами: «За каждое дыхание человек должен вознести хвалу своему Создателю. Откуда это известно? Как сказано: “Каждая душа (нешама)[15], воздай хвалу Б-га. Восславьте Б-га!”». Вот еще подобная мысль: «Все кости мои провозгласят и выразят [это] каждым движением – Ãвайе[16], кто подобен Тебе!» Только тот, кто постоянно переживает такое ощущение, может засвидетельствовать о себе: «я – молитва».

Хвала – просьба – благодарность

Мы говорили о фундаменте молитвы – переживании смирения (внутреннего аспекта сфиры малхут). Но молитва должна быть также проникнута и восприятием разумом, в особенности в подходе Хабада. В наше время это тоже имеет особый характер.

На основании сказанного в Торе мудрецы делают вывод, что в молитве Амида можно выделить три части: хвала – просьба – благодарность.

• в первых благословениях молящийся подобен рабу, возносящему хвалу господину;
• в средних благословениях он подобен рабу, просящему нечто у господина;
• в завершающих благословениях он подобен рабу, получившему желаемое у господина, [поблагодарившему], попрощавшемуся и уходящему.

 

То есть следует начать с вознесения хвалы Всевышнему, потом перейти к «подаче просьбы» обо всём необходимом и завершить благодарностью Всевышнему за всё добро, что он дал, дает и даст нам в будущем.

В дальнейшем мы детализируем все три эти ступени. Здесь скажем только, что они соответствуют трем аспектам интеллекта: хохма – бина – даат (в необычном порядке хохма – даат – бина) и трем временам: прошлое – настоящее – будущее.

Хохма, называемая в Книге Йецира «глубиной начала» (омек решит), есть корень хвалы, возникающей у молящегося на базе «прошлого знакомства» с Всевышним.

Бина, называемая «глубиной завершения» (омек ахарит), есть корень благодарности[17], возникающей на базе видения добра, последующего за тем, что Всевышний примет молитвы. Как бы оглядываясь назад из будущего.

Даат есть корень самой молитвы, называемой «жизнью в настоящем времени», жизнью сиюминутной и мимолетной, – это и есть просьба обо всём необходимом в настоящем времени, даже если вчера в этом не было необходимости, а завтра она, может быть, исчезнет. Ощущение нужды в чем-либо связано с даат, о чем сказано «многочисленны потребности народа Твоего, а “ум (даат) их короткий”». Об этом говорится в хасидуте: потребности многочисленны именно потому, что у них «ум короткий», их постижение приземлено и несколько инфантильно. Если бы мы удостоились постижения широкого и глубокого, то все наши потребности свелись бы к Геуле, истинной и окончательной, которую приведет Машиах, то есть все, что мы желали бы – «поднять Шхину из праха».

Разумеется, когда молитва понимается как постоянная «работа сердца», сопровождающая каждое его биение и дыхание, то и все три этапа молитвы: хвала – просьба – благодарность – неотъемлемая часть переживания, пульсирующего в сердце. Но эти этапы хохма – даат – бина соответствуют и трем временам: прошлому – настоящему – будущему. Как же все три вида времени могут существовать одновременно в одном переживании? Дело в том, что все мироздание, состоящее из пространства и времени, сотворено шестью сфирот, соответствующими шести эмоциональным наклонностям сердца, тогда как три сфирот (хохма – бина – даат), соответствующие силам интеллекта, находятся «над» Творением и поэтому вне времени. То есть в силах интеллекта (хохма – бина – даат) достичь переживания прошлого – настоящего – будущего одновременно: хвала за прошлое, просьба в настоящем и благодарность за будущее.

 

Вознесение хвалы: «Ему, не Его свойствам». Всевышний в роли «хорошего еврея»

Первоначальное обращение к Всевышнему основывается на «знакомстве» с Ним в прошлом. В чем цель этой хвалы? В хасидуте объясняется, что хвала пробуждает скрытые качества. Когда, например, обращаются к гневающемуся человеку и искренне хвалят его за терпение и доброту, хорошо и давно всем известные, это пробуждает скрытую в данный момент доброту и ослабляет гнев.

Так же и у Всевышнего. Своей свободной волей Он избрал, что «пробудится сверху» в ответ на «пробуждение снизу» – искреннее обращение к Нему человека. Конкретная хвала пробуждает в Нем то скрытое качество, с которым она соотносится.

Прежде чем просить у Него милости (хесед), следует возвеличивать Его как Хасида, чтоб Он «облекся» в сфиру хесед. Если хотим просить, чтоб Он действовал доблестно, следует возвеличивать Его за доблесть, чтоб Он «облекся» в сфиру гвура. Прежде чем просить сострадания, следует возвеличивать Его как Милосердного, чтобы Он «облекся» в сфиру тиферет. И так далее.

Казалось бы, такой подход к хвале, пробуждающей у Всевышнего одно из Его качеств, полностью противоречит фундаментальному принципу молитвы – обращению непосредственно к Всевышнему: «изливай сердце свое, как воду, пред лицом Б-га». Мудрецы формулируют этот принцип на основании строфы «…при каждом взывании к Нему»[18], т. е. взывание направлено к Нему Самому, не к Его качествам или к сфирот. Этот принцип настолько фундаментален, что есть авторитеты Торы, опасающиеся, что, если душа молящегося не очищена в достаточной степени, большие знания в каванот («намерениях») Каббалы могут даже отклонить молящегося от этого главного намерения – обращения именно к Нему Самому. При всех знаниях каванот и описаний Всевышнего, которых у человека может быть множество, в молитве он должен «сложить их с себя» и воззвать прямо к Нему Самому. В особенности, когда предмет просьбы – это Машиах, главный предмет молитвы, особенно в нашем поколении. Это просьба глобальная (которая выше деления на частности), направленная исключительно к Нему Самому. В этой молитве следует «обойти» все описания Б-га и Его свойства, и «выстрелить», и «попасть» прямо в Него Самого. О Яакове, учредившем вечернюю молитву, сказано в Торе: «…попал в Место…». Место – одно из обозначений Б-га, как сказано: «Он – Место (вместилище) мира, а не мир – Его место».

Как согласуется непосредственность обращения «к Нему Самому, не к Его качествам», «не прикрытому» никакими описаниями и определениями, с тем, что молитва начинается с хвалы, «обряжающей» Всевышнего в некое «облачение»-определение и пробуждающей у Него то или иное свойство? Эта «проблема» найдет свое решение, только если найдется такая хвала, что «попадает в Место», в Него Самого, а не отдаляет нас от прямого обращения к Нему.
В самом деле, такая непосредственная, чистая молитва, в которой отсутствуют любые каванот, называется у ришоним[19] «молитвой, как у ребенка». Это значит, что все глубокие объяснения и намерения молитвы нужно отложить в сторону и молиться, как наивный ребенок, который ничего из этого не знает и обращается прямо к Всевышнему, как он Его себе представляет. Верно, ребенок не «специалист в абстрактизации» и не знает всех этих каванот. Он не знает, что Всевышний не имеет ни тела, ни подобия тела, и в своей простоте может представить Всевышнего, к которому он обращается в молитве, как «доброго дедушку». Но этот образ ни в коей мере не мешает ребенку обращаться к Всевышнему непосредственно. Этот образ и мы можем рассматривать как хвалу, не только не вредящую обращению «к Нему Самому, а не к Его качествам», но и укрепляющую его.

Здесь следует сделать небольшое, но важное отступление. Чтобы пользоваться подобным образом, недостаточно общих соображений, требуется однозначное мнение крупных авторитетов Торы.

В Ãлахе мы находим такое мнение у Раавада[20], в его замечаниях на Мишнэ Тора Рамбама, в том месте, где Рамбам полностью отметает антропоморфизм и материалистичные представления о Б-ге. Рамбам пишет: «…тот, кто признает существование Единственного Властителя, но считает, что у Него есть тело и определенный образ… тот тоже еретик или вероотступник». С этим полемизирует Раавад: «Почему он (Рамбам) называет такого еретиком? Некоторые большие [мудрецы Торы] и лучшие, чем он сам (Рамбам), придерживались такого мнения, основываясь на Танахе и, более того, – на Агаде, могущей сбить с толка». То есть, хотя у Всевышнего нет ни тела, ни подобия тела, тем не менее считать так не есть ересь, и можно при этом даже быть «большим и лучшим»!

Как всё это стыкуется? Здесь следует разделить две сферы.

В сфере интеллекта это есть ересь, и следует полностью изгнать из мировоззрения любой антропоморфизм и материалистичные представления о Б-ге, как и пишет Рамбам.

С другой стороны, в сфере эмоций, «работы сердца», в обращении к Нему Благословенному в молитве «как у ребенка», есть место для такого естественного и наивного образа.

В хасидуте мы также находим нечто подобное. В наиболее глубоких трудах хасидской мысли разъясняется, что, хотя невозможно применить к Всевышнему никакое определение или описание, можно назвать Его Самого термином Само Добро. Отсюда уже вытекают такие понятия, как природа Добра и природа Добра – делать добро.

Нет более подходящей хвалы для вступления в молитву, обращенную к Нему с просьбой сделать добро, подобно молитве Яакова «ведь Ты сказал [мне], что будешь делать мне добро!», однако в таком обращении не используются никакое качество Б-га и никакая сфира. Здесь присутствует лишь отношение в Б-гу как к «хорошему человеку», точнее – к «хорошему еврею»[21], в силах которого делать добро всем, и двери его открыты нараспашку для любого просителя. Именно такой образ – в отличие от полностью абстрактного восприятия Б-га – позволяет обратиться к Нему непосредственно, подобно обращению к другу, и излить перед Ним душу.

Кстати, упомянутый рабби Менахем Мендл из Коцка долго готовился к молитве и молился очень коротко, несколько минут. После молитвы он был полностью обессилен и не воспринимал окружающее в течение длительного времени. Он описывал свою молитву к Б-гу как простой и непосредственный разговор с другом.

То есть такой образ позволителен, и он направляет хвалу именно к Нему Самому, служа самой подходящей и верной прелюдией к молитве.

Просьбы: личные и за все общество

Следующее движение души, суть молитвы и главная ее часть, – это просьба. После хвалы мы должны перейти к просьбе об удовлетворении потребностей. Почему «должны»?
Хвала проникает исключительно глубоко, вплоть до высших ступеней Б-жественности, еще перед цимцумом, и Сам Всевышний «пробуждается предстать перед нами». Если мы при этом ни о чем не просим, то мы Его «потревожили» впустую. Это подобно приходу человека в Храм «просто так», не для служения и не для приношения «дара»[22] Б-гу. Такой «пустой приход» строжайше запрещен Торой.

То есть просить – обязательно. Но о чем?

Известно, что Бааль-Шем-Тов и его последователи подчеркивали, что человек не должен концентрироваться на своих личных потребностях. Он должен просить о прекращении «страданий Шхины». Он должен покинуть стан тех, чей «ум (даат)[23] короток», и прекратить хлопоты о своих многочисленных потребностях, сконцентрировавшись на главном, на корне всех проблем. Есть даже такое острое высказывание Бааль-Шем-Това, что молитва просящего о себе и забывающего об обществе не только не приносит желаемых плодов и не открывает новых каналов щедрости и благословения Свыше, но и перекрывает те каналы, что были открыты, не дай Б-г.

С другой стороны, простой смысл молитвы – просить всё необходимое, как материальное, так и духовное, у Хозяина всего сущего. Заповеданная Торой молитва является как раз просьбой человека к Всевышнему обо всём необходимом, при полном и ясном осознании, что нет никого другого, у кого можно просить помощи. Более того, среди столпов хасидизма были делавшие сильный акцент на том, что у человека «есть адрес», и абсолютно всё недостающее ему в личной жизни, крупное или мелкое, он должен немедленно просить у Всевышнего.
Как это согласуется между собой?

Прежде всего должно быть ясно, что нет здесь настоящего противоречия. Чтобы это осознать, нам нужно «включить» талант сочетания противоположностей (восприятия парадокса), присущего хасидскому мироощущению. (Что мы и сделали, обсуждая хвалу, относящуюся к сфире хохма.) Это ощущение особенно присуще сфире даат, поскольку сочетание противоположностей создает единение, которое составляет внутренний аспект сфиры даат. Вообще, глубинный смысл всей молитвы, согласно Каббале, есть «работа по единению», где любой ее элемент – в особенности просьба – должен пробудить Наверху гармонию, подобную единению жениха и невесты, чтоб низвести на землю щедрость Небес.

Это единение в сфире даат является глубоким пониманием, что нет никакого противоречия между просьбой о потребностях конкретного человека и молитве о Шхине, совокупности всех еврейских душ.

Но даже такая связь между индивидом и общностью не разрешает узел противоречий, возникших в обсуждении этапа просьбы в молитве. Выход из этого лабиринта только в осознании полного слияния индивида и общности, когда индивид есть общность и общность есть индивид. Под общностью здесь понимается, в основном, Шхина, совокупность всех еврейских душ (и еще неизмеримо выше, до «Главы всех глав» и вплоть до Него Самого, за «нужды» Которого следует молиться). По выражению Бааль-Шем-Това, «суть неделима», и «ухватившись за “часть сути”, ухватишься за всю». Такое единство связано с новаторским хасидским подходом к понятию ашгаха пратит, «персональный надзор» Всевышнего: Он не только наблюдает за каждой деталью – кувырканием листка, слетевшего с дерева, и «состоянием здоровья» муравья или гусеницы, но каждая мельчайшая деталь мироздания имеет прямое отношение к конечной цели Его замысла – «построить Ему обитель в нижнем (материальном) мире». И поэтому каждая деталь полностью едина с общей целью всего Творения. Не всякий разум способен вынести это представление. Такое понимание сущности ашгаха пратит позволяет осознать, что жалоба человека на личную нужду – уместная и допустимая – имеет прямое отношение ко всему мироустройству, и она, по сути, есть мольба «поднять Шхину из праха» и раскрыть Машиаха в мире. Оказывается, что, расширяя даат, мы не пренебрегаем «многочисленными потребностями», но видим, как каждая деталь находит свое место в величественной мозаике и связана со всей общностью настолько, что мольба за индивида и есть мольба за общность.

Благодарность: «издалека Ãвайе показал мне Себя»

Молитва заканчивается благодарностью, распространяющейся от сфиры бина, видения будущего и «памяти» о грядущем мире. По сути, благодарность возвращает нас к смирению, основе и корню молитвы. Признание человеком того факта, что он ничего не в состоянии сделать сам, и каждый вдох, биение сердца и любое движение частички тела полностью зависят от помощи Всевышнего, предоставляемой совершенно безвозмездно, из милости, а не за заслуги. Это признание приводит человека к осознанию того, что Всевышний постоянно проявляет к нему милосердие, и к благодарности за всё, что Он дает каждый момент.
Благодарность как постоянное движение души, которому нет начала и конца, вне времени и пространства.
Благодарность как фундамент труда всего дня.

О том, что благодарность, которой завершается молитва, неотрывна от ее начала, свидетельствует прежде всего то, что первые слова, произнесённые нами утром после пробуждения, это «Благодарю Тебя, Царь…». С благодарности начинается и утренняя молитва («Счастливы мы, хорош наш удел…», «Благодарите Ãвайе, обращайтесь к Нему…» и многие другие).

Известно, что завершение процесса совершенно явно и тесно связано с его началом, но в середине сложно увидеть эту связь. Тем не менее, хасидут учит, что то же самое скрытое глубинное течение, явное в начале и при завершении, протекает и в середине. В нашем случае это означает, что молитва не только начинается с благодарности и ею же завершается, но она сопровождает все её этапы.

Та благодарность, которая сопутствует всему полету молитвы и завершает её цикл возвращением на твердую землю, к фундаменту-смирению, есть обязательное условие для самого возвышенного и истинного переживания раскрытия Б-жественности, достижения которого в молитве только может пожелать себе хасид нашего времени, – переживание «издалека Ãвайе показал мне Себя». Сфира хохма воспринимает Б-жественность, будто «видит вблизи и ясно», тогда как сфира бина обычно воспринимает «слухом» и «издалека». Максимум, чего она может достичь: «издалека Ãвайе показал мне Себя» (то есть видеть, но издалека). Заметим, что для невысоких душ (а в наше время большинство их таковы) переживание «вижу вблизи!» является ложным, не большим чем самовнушение, а не восприятием истинного раскрытия Б-га. Максимальное настоящее переживание – когда во время молитвы Он «показывается нам издали». Как виден свет в конце туннеля, так ощущается присутствие Б-га, Его направляющая длань. Когда это переживается так, то вместе с раскрытием Б-га (и как бы изнутри этого раскрытия) мы видим и исполнение просьбы, за которое молились. И если мы в состоянии посмотреть шире, то вместе с раскрытием Б-га видим приход Машиаха и, разумеется, «внутри» исполнение «всех многочисленных потребностей народа Твоего».

Добавим, что сопутствие благодарности молитве необходимо не только как база для молитвы в целом, но и как эффективное средство для нейтрализации эго и «головокружения от успеха», которые могут пробудиться у невысоких душ нашего времени, когда им по-настоящему удается славить Всевышнего. Мало того, это сопутствие благодарности молитве необходимо для самого «раскрытия Б-га издалека», поскольку оно приходит именно через надрациональную благодарность. То есть перманентный полный процесс хвала – просьба – благодарность, который должен протекать как постоянная молитва в каждый момент времени, выражается и достигает своего апогея именно в стремлении души излиться в благодарности в разнообразных ее проявлениях.